До свидания, душенька, и помните: прощать, прощать и еще раз прощать! Трижды в день, после еды! Будьте здоровы! Следующий!

- Доктор, здравствуйте!

- И вы будьте здоровы. На что жалуемся?

- Да мне как-то неудобно…

- А вы присядьте, присядьте! Так удобно?

- Да…Нет…Не знаю. Наверное, удобно.

- Наверное? Или действительно удобно?

- Да не знаю я, доктор! Вроде ничего…

- «Вроде ничего» — это значит никак. Но не может же вам быть «никак»? Вы же существуете?

- Вот именно, доктор! Не живу, а существую. Это вы очень точно сказали. Я к вам поэтому и пришла.

- Но что же вас тревожит, милочка? Что болит?

- Душа болит. Вы ведь душевный доктор?

- Душевный. Фамилия моя такая. И специализация — тоже. А вашу душу что-то ранило?

- Не знаю. Может быть. Я ее как-то не чувствую. Я вообще плохо чувствую.

- А в чем это выражается?

- Ну… Например, я не умею говорить «люблю».

- Да? Ну, это распространенное заболевание. Расскажите мне, каков ваш рацион питания.

- Питания? Ах, да. Ну, супы, каши там. Овощи. Мясо — но не каждый день. Обычный, в общем.

- А если вкусненькое — то что предпочтете?

- Ну, я апельсины обожаю, мороженое, конфеты шоколадные тоже люблю.

- Ага! Любите! Значит, умеете говорить «люблю»!

- Нет, вы меня не поняли. Я людям не умею говорить «люблю».

- А почему? Почему, как вы думаете?

- Ну, не знаю. Я к вам за этим и пришла. Чтобы вы определили, почему.

- Понятненько. Так, милочка. Дышите! Глубже дышите! Да что ж вы так напряглись?

- Не могу я глубже дышать. У меня дыхание перехватывает.

- Так и запишем: не позволяете себе дышать полной грудью. Теперь не дышите. Не дышите… Не дышите… Все, можно. Похоже, у вас это привычное состояние — не дышать?

- Почему? Да я вроде дышу.

- Вот именно, «вроде». А на самом деле — так, вид делаете. Вы ж боитесь открыться. Вы ж все чувства в себе зажимаете. Не даете им проявляться!

- Ну, это же неприлично, когда чувства напоказ. Я вам что, «эмо», что ли? Девушка должна быть сдержанной, не показывать своих эмоций.

- А как вы думаете, куда они деваются?

- Кто?

- Эмоции ваши? Гнев, обида, зависть? Они же бывают?

- Нет! Нет! Это плохие чувства. Я их подавляю в самом зародыше.

- Вот, милочка, и объяснились ваши проблемы с дыханием. Накопили, понимаешь ли, в себе зародышей. Вся грудь забита. То-то вам и не дышится глубоко.

- Погодите, доктор! Вы что же, советуете на людях срываться?

- Вовсе нет, милочка. Ничего я такого вам не советовал. Но чувства подавлять — это преступление по отношению к себе.

- А как тогда, как с ними поступать?

- Признавать, что они существуют. Называть их по именам. И разрешать им быть. Иногда этого достаточно, чтобы гнев тут же улегся, а обида испарилась.

- Не может быть!

- Это мой рецепт. Хотите применяйте, хотите — дальше обиды глотайте. Каждый пациент сам решает. Давайте-ка я вам живот пощупаю. Так больно? А вот так?

- Ой, не то чтобы больно. Но неприятно как-то. Аж в позвоночник отдает.

- Следовательно, у вас тут неприятности складированы.

- Ой, а вот тут, под ложечкой, вообще тяжело! Будто камень какой-то.

- Ну, это вы, как говорится, камень за пазухой носите. Небось затаили злобу на кого-то?

- Ох, я и не знаю. Но тянет-то как!

- Совершенно с вами согласен, тяжелый груз. Рекомендую с ним расстаться. С годами он только тяжелее становится — на него ведь всякий негатив налипает, свойство у него такое.

- Ладно, спасибо. Я потом с камнем разберусь. Но сейчас я ведь не за этим. Я не умею говорить «люблю».

- А что вам мешает?

- Ох, не знаю. Что-то мешает. Я как-то… стесняюсь.

- Стесняетесь! Значит, тесно вам. И не мудрено: у вас же все чувства зажаты! Любовь — она чувство свободное, вольное, как птица. А где же ему в вас развернуться?

- Но почему? Почему у меня чувства зажаты, в чем дело?

- Так мы и пытаемся определить, милочка! Дайте-ка я вас простучу.

– Ай! Ой! Не надо! Пожалуйста, не стучите! Мне страшно!

- Так, значит, и до страхов ваших достучались. Слава тебе, господи! Но ведь вам не больно? Чего боитесь?

- Боли боюсь! Не хочу, чтобы больно!

- Воооот… А от чего бывает больно?

- Когда ушибешься. Когда обожжешься. Когда упадешь. Когда неосторожно себя ведешь. Когда задеваешь что-нибудь! От острых углов — очень больно.

- Милочка вы моя! Так вы боитесь любить!

- Я? Боюсь??? А при чем тут…

- Да любовь же и есть — пламенный полет!!! Разве нет? Она состоит из взлетов и падений, из крутых виражей, из столкновений. И острых углов не избежать — надо просто научиться их сглаживать или обходить. Любовь не может быть осторожной! И если вы огня боитесь — ну как вы в себе любовь разожжете? «Огонь любви» — слышали такое?

- Доктор… Я знаю. Было это все у меня. Случалось. И полет был, и огонь любви. И синяки, и шишки, и даже кровавые раны. Сначала такой взлет — что просто дух захватывало! Потом такое приземление, что еле в кучу себя собрала! В общем, обожгла меня любовь.

- И теперь вы боитесь…

- Да. Я боюсь. Боюсь, что не поймут. Отвергнут. Обманут. Обидят. Ранят. Я больше не вынесу. Это так больно! Сердце в клочья!

- Вот вы и зажали свои чувства. Защитили себя со всех сторон от возможной боли. И поэтому вам трудно сказать «люблю»… Вы просто боитесь! Боитесь боли. И что сердце разорвется в клочья.

- Да, да, да. Так оно и есть. Я хочу любить! Я очень хочу! Но очень боюсь! Помогите мне, доктор!

- Не волнуйтесь, милочка. Ваша болезнь не смертельна, а очень даже излечима. И рецепт простой. Научитесь любить себя.

- И?

- И все. Если вы будете любить себя — вы никому не позволите себя ранить. И сами себе вреда не причините неосторожными действиями. Вы будете выбирать только самое лучшее, самое полезное для вас. Вы будете безошибочно находить то, что сделает вас еще счастливее. И никто, никто не сможет вас обидеть или задеть! Потому что вы будете выше этого.

- Но… выходит, сейчас я себя не люблю? Так, что ли?

- Уже начинаете! Иначе бы вы ко мне не пришли. Вы уже стали о себе заботиться — а это хороший признак.

- А… как это — любить себя?

- Для начала начните к себе прислушиваться. К своим желаниям, ощущениям. А то вас что ни спросишь — «не знаю», «не чувствую». Если вы сами так невнимательно к себе относитесь, почему же другие будут вас щадить?

- Но я думала…

- А вы думали, если вы такая ранимая-уязвимая, так вас щадить будут, жалеть, по головке гладить? Нет, милочка, ошибаетесь. И ранить будут, и уязвлять. Подобное притягивает подобное, медициной это давно установлено.

- И что же мне делать? Как научиться себя любить?

- А вы сами себя щадите, хвалите, поощряйте. Себя надо время от времени поощрять — знаете об этом? Не перегружайте! Не делайте то, что не хочется! Не позволяйте себя обижать! И не позволяйте себе обижаться.

- Но как это можно сделать, если тебе обидные вещи говорят?

- А очень просто! Вам говорят — а вы в ответ: «Я этого не услышала!». Не можете вслух — про себя скажите. Конечно, если вы не имеете намерения опять все это внутрь складывать, обиды глотать и камни за пазухой носить.

- Нет уж, я теперь знаю, я теперь ничем таким грузиться не буду. Я буду себя любить, щадить и гадостей не слушать.

- Ну вот и славно. Пользуйтесь этим рецептом — и скоро вы почувствуете, что внутри освободилось место для любви. Думаю, на этом мы можем попрощаться. Медицина свое слово сказала, дело за вами.

- Погодите, доктор! Но как же оно освободится, если там столько всего?

- Да-да… Камни всякие… зародыши… обиды проглоченные… Накопили вы, накопили!

- Да, что с этим делать?

- А тут, милочка, рецепт один: прощать, прощать и еще раз прощать! Трижды в день, после еды! Будьте здоровы! Следующий!

 

 Если кто-то не такой, как все, почему его пинают и отталкивают? Ведь он просто хочет любви и немного тепла. А люди смотрят лишь на оболочку...

Каждый обитатель нашего дома, в котором жила и я, знал, насколько Уродливый был уродлив наш местный кот.
Уродливый любил три вещи в этом: борьба за выживание, поедание «чего подвернётся» и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс бездомное проживание на нашем дворе, оставила на теле Уродливого неизгладимые следы.

Уродливый кот имел только один глаз. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот всё время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал, остался только маленький огрызок, который постоянно дёргался. И, если бы не множество шрамов, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать тёмно-серым полосатым котом.

У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: «до чего же уродливый кот!». Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него бутылки и камни, чтобы отогнать подальше и поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти.

Удивительно, но Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга — он покорно мок, пока мучителю не надоедала эта забава. Если в него бросали что-то — он тёрся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он стремглав бежал к ним и тёрся головой о руки и громко мурлыкал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь всё-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок рубашки или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться.

Однажды Уродливый попытался подружиться с соседскими собаками. В ответ на это он был ужасно искусан. Из своего окна я услышала лай псов, его крики о помощи и команды «фас!» хозяев собак, и тут же бросилась на помощь. Когда я добежала до него, Уродливый кот был ужасно искусан, весь в крови и почти что мёртв. Он лежал, свернувшись в клубок. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Грустная жизнь подходила
к концу. След от слезы пересекал его лоб.

Пока я нес его домой, он хрипел и задыхался. Я нес его и больше всего боялся повредить ему еще больше.
А он тем временем пытался сосать мое ухо. Я прижал его к себе. Он коснулся головой моей ладони, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я... услышал мурлыкание.

Даже испытывая страшную боль, кот просил об одном - о капельке любви! Возможно, о капельке сострадания… И в тот момент я понял, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого встречал в своей жизни. Самым любящим и самым красивым. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль.

Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успел добраться до дома, и я долго сидел, держа его на коленях.

В последствии, я много размышлял о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и беспредельная любовь. Так оно и было на самом деле.

Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарен. У него было искалечено тело, а у меня была травмирована душа… Настало и для меня время учиться любить верно и глубоко. Отдавать ближнему своему все без остатка.

Большинство хочет быть богаче, успешнее, быть любимым и красивым. А я буду всегда стремиться к одному — любить, как Уродливый кот.